Рекенштейны - Страница 82

— Как у тебя все скоро! Ты преувеличиваешь неотразимость моей притягательной силы. Но обещаю тебе заняться здоровьем твоей прелестной сестры.

— Благодарю тебя. Теперь пора позвать Осипа. Сейчас должны съехаться товарищи.

Обдумав хорошенько, граф не подал виду, что открыл тайну и узнал, кто рисовал вазу. Ограничился лишь тем, что любезно поблагодарил свою красавицу-кузину и восхвалял ее прекрасную работу. Но украдкой он наблюдал за Лилией, в сердце его таилось чувство досады и недоверия к ней. В ее взгляде и улыбке он улавливал порой нечто, возмущающее его, и в редких словах, с которыми он обращался к ней, равно как и в ее коротких возражениях, звучала почти нескрываемая враждебность. Но что более всего раздражало Танкреда, это то, что он чувствовал влечение к этому странному существу: роскошная красота молодой девушки, несмотря ни на что, вызывала его восхищение.

Фолькмар, следивший за этой тайной враждой, рискнул однажды сказать Лилии:

— Я бы хотел вам предложить один вопрос, нескромный и даже дерзкий, мадемуазель Нора, но вы ответите мне, если сочтете меня достойным ответа.

— Спрашивайте, доктор, и если я могу, то охотно отвечу вам, — сказала с улыбкой молодая девушка.

— Так скажите мне, за что вы ненавидите графа Рекенштейна? Он такой красивый, так полон рыцарских чувств, что сердца всех женщин покоряются его власти: всем по крайней мере он внушает симпатию, исключая вас. И что всего страннее, это то, что чувство враждебности кажется обоюдным между вами.

Лилия слушала, не обнаруживая ни малейшего смущения; затем, подняв глаза на молодого человека, сказала спокойно:

— Вы заблуждаетесь, месье Фолькмар. За что бы я могла ненавидеть графа Рекенштейна? А он, полагаю, едва удостаивает замечать мое существование. Но что мне действительно в нем не нравится, это то, что он слишком занят собой, словом, слишком много возлагает на свой алтарь.

Вследствие тех противоречивых чувств, которые ему внушала Лилия, Танкред стал реже бывать у баронессы, ссылаясь на приготовления к приезду сестры, требующие его наблюдений. Впрочем, дня за три, за четыре до прибытия Сильвии граф и Фолькмар приехали обедать к баронессе, которая открыто поощряла ухаживание молодого доктора за ее компаньонкой и очень часто приглашала его.

За обедом Элеонора вдруг спросила:

— Скажите, Танкред, что сделалось с бароном Фридбергом? Вот уже более месяца его не видно. Не болен ли он? Я давно хочу спросить вас об этом и все забываю.

Насмешливо и с любопытством Танкред взглянул на Лилию, но увидев, что она с самым равнодушным спокойствием продолжает разрезать жареного бекаса, он повернулся к кузине:

— Ах, Фридберг сделался героем трагикомического приключения. Во-первых, сделался наследником, а во-вторых, с ним стряслась большая беда.

— И вы называете это трагикомическим приключением?

— Подождите. Комическое вытекает из трагического. Во-первых, вот уже более месяца, как он приходил, видимо расстроенный, просить у своего командира трехмесячный отпуск и, получив его, он уехал, и мы больше о нем не слыхали. Но вот с неделю тому назад он прислал прошение об отставке; и через брата одного нашего товарища, землевладельца в Вестфалии, мы узнали, что с ним случилось. У Фридберга была очень богатая тетка, от которой он надеялся получить наследство, и в виду этого жил на широкую ногу и тратил деньги без счету. Конечно, он был весь в долгах, но кредиторы ждали терпеливо и любезно, так как тетушка с наследством была больна и со дня на день должна была умереть. Но представьте, что сталось с Фридбергом, когда он узнал, что проклятая старая дева завещала весь свой капитал на благотворительные дела, свой дом — крестнику, а ему — сумму денег, которой хватило только, чтобы уплатить портному и сапожнику. Бедный Карл думал, что сойдет с ума. И послав душу старухи ко всем чертям, решил ехать в Гамбург, где жил его главный кредитор, бывший пивовар, обладатель миллионов, но, несмотря на это, скупой лихоимец. Бедный Фридберг надеялся сговориться с этим мошенником, но тот принадлежит к такому роду людей, которые умеют пользоваться подобными случаями и, как Шейлок, заставляют расплачиваться кусками живого тела. Вчера вечером мы сидим в офицерском клубе, разговариваем, как вдруг к нам врывается Левенталь с криком: «Знаете ли, что Фридберг возвратился женатым!» Левенталя окружили, и он рассказал, что встретил барона выходящим из своего дома под руку с дамой, которую он отрекомендовал как свою жену. Новая баронесса была ни больше, ни меньше, как дочь бывшего пивовара, некрасивая, глупая, маленького роста, толстая и с веснушками по всему лицу. Левенталь говорит, что она очень смешна, а Фридберг имеет вид человека, который перенес тяжкую болезнь. Оно весьма понятно. Бедняга! Ему и не снилось, что его принудят идти на такую торговую сделку. Но как бы ни было, хотя и ценою счастья, честь имени спасена, что все же утешительно.

При этом рассказе Лилия страшно побледнела, и сердце ее мучительно сжалось. Хотя ее отец и был побуждаем совсем иной причиной, но разве он тоже не воспользовался несчастьем человека, чтобы связать ее судьбу с судьбою этого гордого аристократа, который бежал от нее, пренебрег ею. Подняв глаза, она случайно встретил насмешливый взгляд графа.

— Вы тоже, мадемуазель Берг, как я вижу, принимаете участие в судьбе бедного барона. Это, правда, ужасно носить в сердце своем идеал, мечтать о счастье и быть вынужденным соединить свою судьбу с уродом и, как каторжному, видеть себя прикованным к нему на всю жизнь.

— Если чья-нибудь участь внушает мне сожаление, то лишь участь этой бедной женщины, которую отец принудил, быть может, к этому супружеству, лестному для гордости бывшего коммерсанта. Что же касается барона, который своими увлечениями довел себя до необходимости торговать собой, я нахожу вполне заслуженным наказанием его обязательство дать этой несчастной право — дорогой ценой купленное — носить его имя и неразлучно жить с ним. Впрочем, если эта женщина ему так противна, он легко может избавиться от нее.